| |
"Я знаю: век уж мой измерен..."
Казалось бы, что общего между великим
ученым-математиком и гениальным поэтом, жизни которых
разделены пропастью в двадцать четыре столетия? Может ли
вообще быть нечто общее между теми, кто находится на
разных ее краях?...
Как известно, Пифагор жил около 571-497 гг. до н.э.
Значит, для него знаменательным (в связи с
предполагаемой датой смерти) был бы 1997 г. Даты двух
событий (на 1999 г. приходится юбилей А.Пушкина в связи
с днем его рождения) расположены удивительно близко. Но
мало ли какие совпадения бывают в истории! Гораздо
любопытнее, что в арсенале математических (Пифагор) и
поэтических (Пушкин) средств познавательного,
эстетического и нравственного освоения мира много места
отведено таким категориям, как "измерение", "мера",
"гармония"...
С самых давних пор человечество задумывалось над тем,
как можно преодолеть конфликт между знанием и
нравственностью, между научно-технической и
гуманитарной, духовно-нравственной составляющими
развития общества: "кто умножает познание, умножает
скорбь" (Екклесиаст); "победы техники как бы куплены
ценой моральной деградации" (К.Маркс); "вопрос о технике
стал вопросом о судьбе человека и культуры" (Н.Бердяев);
"преодолеть гибель человечества сегодня еще может
единство науки, политики и нравственности"
(А.Сахаров)... На одном из вечеров в политехническом
музее академик К.Судаков, отвечая на записку, с горечью
заметил: "Порой хочется воскликнуть: давайте остановим
научно-технический прогресс и вернемся к размеренной
жизни". И после некоторой паузы добавил: "Но это - увы -
утопия". Как, впрочем, и шутливое пожелание О.Тофлера,
высказанное им в книге "Столкновение с будущим":
"Остановите мир - я хочу сойти..."
На пятой всероссийской научной конференции "Состояние
проблемы технических измерений", которая прошла в МГТУ в
конце 1998 г., особо отмечалось, что понятие "измерение"
в современной науке приобрело фундаментальное значение.
Его аспекты многогранны и применяется оно на разных
уровнях познания: частнонаучном, междисциплинарном,
общенаучном, научно-философском...
С философской точки зрения, измерение представляет
эмпирическую стадию познавательного процесса, когда
количественные характеристики изучаемых объектов
определяются с помощью измерительных приборов. В итоге
формируется специфический тип научного мышления, в
котором идеальные образы фиксируются количественно, т.е.
поддаются формализации. Такое понимание, своими истоками
восходящее еще к Древнему Египту (X в. до нашей эры),
получило развитие в трудах Пифагора, Галилея, Ньютона.
В школе Пифагора впервые были разработаны концепции
гармонии мира, понятия количественных закономерностей,
несоизмеримости, математического доказательства; начато
исследование связей музыкальной гармонии с
математическими соотношениями. Основу же такого подхода
составляла идея отождествления мирового порядка с
числовыми закономерностями, вещей и их свойств - с
числами, выражающими их сущность.
В основе термина "измерение" лежит понятие "меры" как
единицы измерения и как предела осуществления чего-либо
(не отсюда ли - "чувство меры"?)... И именно в этом
понятии, как и в производных от него, - "умеренность",
"размерность", "чрезмерность" и др. - более наглядно,
чем в понятии "измерение", усматривается соединение
познавательных и нравственно-эстетических начал в жизни
человека. По всей видимости, вовсе не случайно
Аристотель (1У в. до н.э.) среди одиннадцати
человеческих добродетелей сразу же после первой
(мужество) ставил умеренность. Некоторые представления
школы Пифагора развивал и сторонник раннего софизма
Протагор (V в. до н.э.), провозгласивший человека -
мерой всех вещей.
Спустя двадцать три века после Аристотеля философский
аспект понятия меры обстоятельно исследовал Гегель. В
"Науке логики" он определяет ее как единство качества и
количества, как "качественное количество": мера
устанавливает пределы количественных изменений, в рамках
которых сохраняется данное качество.
Понятие меры стало прообразом современной проблемы
определения не только технико-экономической
эффективности, рентабельности тех или иных инженерных
проектов, но и их "человеческого" измерения, т.е.
определения того, насколько их развитие, обусловленное
внутренней логикой техники, соответствует нуждам и
целям, логике самого человеческого бытия.
Содержание понятия "измерение" не остается
неизменным. Так, возникновение квантовой механики,
открытие в 1927 г. соотношения неопределенностей привели
к радикальному пересмотру по сравнению с классической
механикой представлений о физической картине мира.
Проблема соизмеримости сыграла важную роль и в развитии
такого направления современной философской мысли, как
постпозитивизм или критический рационализм. Один из
видных представителей этого направления, П.Фейерабенд,
развивает идею важности преодоления монополизма в науке,
создания альтернативных, конкурирующих теорий,
несовместимых с общепризнанными концепциями. При этом он
считает их не дополняющими, а абсолютно исключающими
друг друга и даже несоизмеримыми.
Но вернемся к Пифагору! Итак, почему не в Древнем
Египте, а именно в школе Пифагора возникла потребность
теоретического обоснования и математического
доказательства процедуры измерения, принципа гармонии?
Думается, потому, что перед нами - типичная проблема
социокультурной детерминации научного знания, его
зависимости от социальной среды. В Древнем Египте, где
измерения носили преимущественно прикладной характер,
общество не сталкивалось с проблемой обоснования,
доказательства, аргументации. В Греции же именно на VI
в. до н.э. приходится расцвет демократии. И люди, образ
жизни которых предполагал, что истина рождается в споре,
не могли обойтись без аргументации, доказательства
выдвигаемых положений.
Но и Пушкин, не блиставший, как известно,
математическими познаниями, не мог обойтись без таких
понятий, как "мера", "измерение", "гармония" (конечно,
не в пифагорейском смысле). В связи со сказанным
небезынтересно сравнить идеи Пифагора о гармонии мира,
математическом обосновании музыкальной гармонии с
такими, например, пушкинскими строками, как: "Поверить
алгеброй гармонию..." ("Моцарт и Сальери"); "Я знаю: век
уж мой измерен..." ("Евгений Онегин"); "Все в ней
гармония, все диво..." ("Красавица"); "Порой опять
гармонией упьюсь..." ("Элегия", 1830 г.); "В мерный круг
твой бег направлю..." ("Кобылица молодая")...
Что еще сближает Пифагора и Пушкина? Любовь к
Отечеству, беспокойство за его судьбу. В книге Э.Шюре
"Великие посвященные" о Пифагоре говорится так: "Он
достиг такого влияния, что все, которые считали его
полубогом, имели на это право... Всюду, где он
показывался, он устанавливал порядок, справедливость и
единство". Стало быть, можно считать, что Пифагор оказал
немалое влияние на становление самосознания своего
народа.
Но то же с полным правом можно сказать и о Пушкине,
оказавшем огромное влияние на формирование нашего
национального самосознания. В своем ответе 19 октября
1836 г. на первое "Философическое письмо" своего друга
П.Чаадаева Пушкин писал:
Я далеко не всем восторгаюсь, что вижу вокруг себя.
Как писатель - я раздражен, как человек с предрассудками
- я оскорблен. Но клянусь вам честью, что ни за что на
свете я не хотел бы переменить отечество, ни иметь
другой истории, как историю наших предков, такую, как
нам бог ее послал... После стольких возражений я должен
вам сказать, что в вашем послании есть много вещей
глубокой правды.
Нужно признаться, что наша общественная жизнь весьма
печальна. Это отсутствие общественного мнения, это
равнодушие ко всякому долгу, к справедливости и правде,
это циническое презрение к мысли и человеческому
достоинству действительно приводит в отчаяние. Вы хорошо
сделали, что громко это высказали".
В отличие от Пифагора, Пушкин, конечно, не мог
обрести статус полубога, но в связи с его гибелью
прозвучало: "Солнце нашей поэзии закатилось"...
И Пифагор и Пушкин были почитаемы друзьями и
близкими, умели любить и быть любимыми. Пифагор являл
собой образец мужества, интеллектуального,
нравственного, физического совершенства. Известно, что,
помимо всего прочего, он был чемпионом олимпийских игр
по кулачному бою. Пушкин же, как свидетельствует
документ об окончании Царскосельского лицея, "оказал
успехи... также в фехтовании превосходные", увлекался
верховой ездой, неплохо стрелял.
В творчестве греческого мыслителя причудливо
сочетались зачатки научного мышления, фантазия,
мифология и религия. С его именем связано обожествление
чисел (например, единицы и семерки), "мистика" чисел,
которые "суть боги на земле", а также
религиозно-мистическое учение о метемпсихозе -"памяти
предков", бессмертии души и ее переселении в животных:
чем более грешный образ земной жизни вел человек, тем в
худшую тварь переселяется душа умершего.
И Пушкин верил в волшебную силу магнетизма, чудеса и
приметы... Верил пророчеству старой гадалки, знаменитой
петербургской ворожеи А.Кир-хоф, от которой услышал: "Я
должна вам сказать, что вы кончите жизнь неестественной
смертью. Может быть, вы проживете долго, но на 37 году
берегитесь белого человека, белой лошади или белой
головы...".
В 1837 г. Пушкин был убит на дуэли белокурым
Дантесом, поручиком Кавалергардского полка, мундир
которого был белого цвета.
Просматривается нечто схожее и в смерти Пифагора и
Пушкина. Первый незадолго до своей гибели был оклеветан
одним из знатных людей Кротона, неким Килоном, который
перед раздраженной толпой заявил: "Разве эти пифагорейцы
не отняли у нас право судить и решать общественные
дела?". Вскоре 38 пифагорейцев, ближайших учеников
Пифагора, и сам он погибли... В убийстве затравленного
поэта, непосредственно или косвенно, участвовали самые
вельможные представители "народа".
Нельзя не обратить внимания и на параллели в
некоторых обстоятельствах похорон Пифагора и Пушкина,
которые их недруги пытались провести тайно. Например, по
свидетельству одного источника, Пифагор умер от руки
убийц. Согласно другим - естественной смертью. Отпевание
Пушкина совершалось тайно, ночью, в маленькой церкви.
После чего тело поэта было доставлено в Тригорское.
Жизнь и смерть Пифагора и Пушкина окутаны
религиозно-мистическими откровениями и пророчествами.
Однако, несмотря на все усилия врагов и завистливых
недоброжелателей, ни того ни другого "снять с пьедестала
истории" так и не удалось. Гениальность великих состоит,
может быть, именно в том, что они пытаются вернуть
человеку то чувство меры, которое он утратил. Речь идет
о довольно тонких вещах, недоступных пониманию
большинства. И, может, именно в силу этого, судьба
пророков рода человеческого складывается чаще всего
незавидно. Они опережают свою эпоху. И проходит немало
времени, пока их истина становится достоянием многих.
Вот тогда появляются памятники, начинается славословие.
Нужно время. Но человек повседневности суетлив,
раздражителен, с неодобрением смотрит на тех, кто
возмущает его душевный покой. Он склонен верить тому,
что может обрести гармонию в отношениях с миром, в
которых (увы!) уже нарушена мера, т.е. возможность самой
гармонии практически исчезла...
А.Познер, профессор
Д.Пилипишин, аспирант
Московский государственный технический университет
им. Н.Баумана
Статья опубликована: Вестник Высшей школы (Альма
Матер), 1999, №5.
|
|
